Пять громких обманов русской литературы
Литературная мистификация - явление в сущности безобидное, хоть и высмеивающее "купившихся" издателей и читателей. Однако есть случаи, когда она оборачивалась чуть ли не фальсификацией истории.
Козьма Прутков
Сейчас бы мы назвали Козьму Петровича "виртуальной личностью" - этот псевдоним использовался коллективом авторов во второй половине XIX в для публикации философических сентенций и пародийных стихов. Образ писателя-чиновника придумали Алексей Толстой, братья Жемчужниковы и Александр Аммосов, чтобы высмеять тщеславие, недалекость и самоуверенность "благонамеренных" авторов того времени. Эти "литературные тролли" заставили полный зал театра, включая царское семейство, просмотреть скандальную пьесу Пруткова и сочинили ему целую биографию, портрет и официальный некролог. Прутков попал в хрестоматии того времени и удостоился критических статей Чернышевского и Добролюбова. Он настолько убедителен, что и сегодня в пабликах с цитатками на полном серьезе появляются глубокомысленные изречения Пруткова типа "Если хочешь быть счастливым - будь им!", красиво оформленные на закатных пейзажах.
"Велесова книга"
В конце 1950-х в США был обнародован манускрипт о дохристианской мифологии славян в количестве: одна фотография ("дощечка №16"), одна машинописная рукопись и две печатные публикации (имеющие при этом расхождения с машинописной). По словам предоставившего эти источники писателя Ю.П. Миролюбова, обнаруживший таинственные дощечки в 1919 г. художник Изенбек не захотел их никому показывать и самостоятельно работал над их расшифровкой, пока не скончался в 1941 году. Это звучит весьма романтично, однако достоверность "Велесовой книги" не доказана ни лингвистически, ни по фактическим свидетельствам. Автор мистификации был, безусловно, начитан в древнеславянских и древнерусских текстах, но на его беду, во второй половине XX века в историческом языкознании уже накопилось достаточно исследований о том, как различались слова в разные эпохи и в разных регионах по грамматическим формам и звучанию, и когда рукопись, всплывшая в эмигрантской среде, попала к исследователям, обман раскрылся.
В тексте "ВК", датированной Миролюбовым V - IX вв, встречаются архаичные формы из самых разных эпох и регионов - от Польши до Сербии, до Новгорода, а также искусственные (псевдопольские) слова и современная грамматика. Многие слова даются в разных вариантах по разным главам. В современном написании даны имена иранских божеств, хотя по законам древней фонетики они должны были иметь иное звучание. Попытки приписать эти анахронизмы поздним переписчикам ставят под сомнение т.н."протокириллическое" письмо, не встречающееся более нигде, кроме "дощечки №16": переписчик XII или XV века воспользовался бы кириллицей своего времени. Плюс, такое разнообразие должно было быть обусловлено десятками разных переписчиков, что означает широкое распространение документа, однако ни других списков, ни упоминаний "ВК" в других источниках обнаружено не было. Практически все видные языковеды, не только советские и российские, но и "эмигрантские", сомневаются в подлинности "славянской мифологии" с таинственных дощечек, "пропавших во время войны". К сожалению, этот казус проник уже не только в неоязыческие сообщества, но и в некоторые школьные и вузовские учебники.
"Гусли" и "Песни западных славян"
Начало этой истории знакомо многим: Проспер Мериме опубликовал сборник стилизованных стишков "La Guzla" (гусли), выдав их за фольклор, собранный в несостоявшейся этнографической экспедиции на Балканы; Пушкин "купился" и перевел эти фальсификации на русский язык под заглавием "Песни западных славян".
некий "Иакинф Магланович", гусляр (фронтиспис La Guzla)
Но если копнуть поглубже, начинается совершенно постмодернистский текстологический детектив. Во-первых, на обман "повелся" даже Адам Мицкевич. Во-вторых, когда до Пушкина дошли слухи о мистификации, он отправил Мериме запрос и получил на него утвердительный ответ. И потом - внимание - открыто включил его в предисловие к изданию "Песен", то ли открещиваясь от мистификации, то ли включаясь в литературную игру. В-третьих, судя по этому письму, Мериме взял свои баллады не "из пальца", а изучил предварительно массу источников. В-четвертых, Пушкин сильно доработал стилистику песен, убрал развернутые комментарии, подчеркивавшие экзотичность, псевдоэтнографичность издания, и добавил переводы аутентичных сербских баллад этнографа и лингвиста Вука Караджича. И в итоге вместо набора романтических поэм про упырей в вышиванках получился текст, проникнутый подлинно фольклорным духом и внесший огромный вклад в развитие русского языка и поворот его "к истокам", к народной поэтике - вопреки злым языкам, утверждающим, что мол, у славян и своего фольклора-то нет, одна подделка.
Черубина де Габриак
Кому интересна полноватая, хромая, некрасивая Елизавета Дмитриева, барышня -"синий чулок"? То ли дело знойная испанка восемнадцати лет Черубина де Габриак! Она присылала в редакцию прекрасные стихи без обратного адреса и говорила по телефону томным хрипловатым голосом.
Маковский, издатель журнала "Аполлон", был донельзя заинтригован и даже, кажется, заочно влюблен. М.Кузмин помог раздобыть ее номер телефона, и разоблачение состоялось, а с ним и разочарование - оно нанесло тяжелый удар по душевному равновесию поэтессы, надолго "замолчавшей". Надо сказать, что идея опасного розыгрыша принадлежала вовсе не ей, а Максимилиану Волошину. И была Елизавета совсем не безвестной дурнушкой - из-за нее состоялась дуэль Волошина и Гумилева. Но разочарование - и есть разочарование...
Б.А. -> А.Б.
Григорий Чхартишвили известен своей любовью к литературным экспериментам. Публика уже давно узнаёт его "Б.Акунина", и даже одарила его инициал именем "Борис". Но Чхартишвили, словно чтобы доказать, что талант не зависит от имени, опубликовал несколько книг под другими псевдонимами: "Анна Борисова" и "Анатолий Брусникин". Однако продажи книг оказались не такими высокими, критика их встретила прохладно, исторических неточностей в них нашлось в той же мере, что и у "Б.Акунина", а Елена Чудинова обвинила "Брусникина" в плагиате, а издательство - в создании бренда для использования "литературных рабов". Впрочем, на общую популярность Акунина это не повлияло, и он продолжает оставаться одним из самых успешных российских авторов, пишущих в историческом жанре. |
