4.03.19
К варварам из Московии
Известно, что так называемая Немецкая слобода (иностранная колония) образовалась в Москве ещё при Иване Грозном. И хотя иностранцев (иноверцев!) он жаловал не особенно, Немецкой слободе разрастаться, тем не менее, не мешал. И даже лихие опричники, с мётлами наперевес и собачьими хвостами на шапках, сюда не заезжали.
“Размели” Немецкую слободу позже, в Смутное время. Но в середине XVII века она образовалась снова. На Русь из года в год съезжались те, кому по каким-то причинам не жилось на родине... те, кто искал себе нанимателя с туго набитой мошной.
Известно, что во время разорительной Тридцатилетней войны в Россию (Московию) ринулись сотни молодых немцев, предпочитая сытую жизнь на чужбине - голодному и нестабильному существованию на родине. Были среди них и выходцы из Кёнигсберга: хотя самые драматические события войны не коснулись его непосредственно, здоровых и крепких ребят и здесь забирали в армию. Ловили прямо на улицах! Воевать за гроши не хотелось - проще было предложить свои бицепсы “варварам из Московии”, таким “диким”, но весьма щедрым...
В конце XVII века жителей в Немецкой слободе насчитывалось больше тысячи. Это был чистенький и благоустроенный городок с прямыми широкими улицами и переулками, с красивыми деревянными домиками, крашенными “под кирпич”. В слободе были три лютеранские церкви, одна реформатская, немецкая школа, многочисленные лавки, трактиры и аустерии. А сам немец уже в XVII веке стал привычным - и где-то даже обязательным - атрибутом столичной московской жизни.
Тридевятое царство
Алексей Толстой в романе “Пётр I” описывает Немецкую слободу таким образом:
“Будто наяву виделся город из тридевятого царства - тридевятого государства, про который Петру ещё в колыбели болтали няньки”. (Интересное совпадение: наш регион в РФ получил номер именно 39. Почти что “тридевятое царство”.)
Ну а первым НАСТОЯЩИМ “тридевятым государством” стал для Петра, как известно, Кёнигсберг.
...В 1697 году Пётр I и Фридрих III подписали межгосударственный договор, по которому, кроме всего прочего, в Альбертине могли обучаться российские студенты: “Буде Царское Величество изволит кого из подданных в немецкие или курфюрстские земли послать для наук, то обещает Его курфюрстское Пресветейшество оных благо воспринимать, и из уважения к Его Царскому Величеству многие преимущества и вольности им позволять”.
Служил врачом при Петре
Одним из первых российских студентов Альбертины стал 20-летний Иоганн Теодот Блюментрост, сын Лаврентия Блюментроста, лейб-медика царя Алексея Михайловича. Иоганн (охотно отзывавшийся и на “Ваню”, и на “Федю”) родился в 1676 году в Москве, ребёнком часто бывал в царском дворце - и очень мало ощущал себя немцем. Однажды он даже сцепился с каким-то молоденьким боярином, который обозвал его “немчином”. Иоганн разбил ему губу, сам получил удар в нос... и только дома, прикладывая к распухшему носу примочку, сообразил, что - ведь действительно “немчин”!
В Кёнигсберге, а потом в Галле и Лейдене Блюментрост-младший обучался медицине. Вернувшись, служил врачом при Петре и его семье, “пользовал” Алексашку Меньшикова. Вроде бы даже (но это не наверное) принимал роды у жены Алексашки - третьи, шедшие особенно трудно.
Затем царь назначил его президентом медицинской канцелярии. Но... после смерти Петра Первого Блюментрост оказался в опале. Был уволен, до конца своих дней жил в бедности, но... на “историческую родину” в Германию не поехал. Хотя звание экс-придворного лекаря легендарного русского царя могло бы открыть ему многие двери в Европе.
Кстати, Иоганн Блюментрост, женившийся, по распоряжению Петра, на девушке из хорошего боярского рода, стал родоначальником известной медицинской и научной династии в России.
Для сердечного удовольствия
В 1716 году в Кёнигсберг прибыла первая группа русских студентов. (Интересно, что уже тогда “первые русские” съехались из РАЗНЫХ городов: Москвы, Архангельска, Киева, Азова, Казани, Риги, Нижнего Новгорода.) Жить им было очень трудно. Немецкого языка они не знали. Учили их плохо: на одного преподавателя приходилось по 15 студентов. Кроме того, деньги из Москвы переводились с большим опозданием, нечем было платить за жильё, отопление, учёбу; нечего было есть.
В долг “иноземцам” давали крайне неохотно. Поэтому бедолаги маялись, как могли, вплоть до 1718 года, когда деньги, наконец, пришли.
Не все учились одинаково прилежно. По сведениям историка Нефедова из Казани, сын рязанского подьячего Матвей Маков прославился в Кёнигсберге тем, что мог на спор выпить столько кружек пива, сколько “выкатит” противная сторона. И - уйти из трактира своими ногами.
Отданы в матросы
Сладкое житьё кончилось для Макова, когда преподаватель направил жалобу Петру, на его, Макова, леность и непослушание. (Осталось добавить, что у этого преподавателя Маков-то и квартировал!) За то, что “непотребно житие своё препроваждали и ничему не научились”, несколько человек - в том числе Маков - были отозваны из Кёнигсберга и отданы в матросы.
Летом 1720 года все студенты вернулись в Россию. В Коллегии иностранных дел им был учинён экзамен. По его результатам 12 человек остались в Коллегии, остальных направили на службу в различные правительственные учреждения. “Кёнигсбергский десант” был высочайше признан состоявшимся - и себя оправдавшим.
После смерти Петра I “десант” в Альбертине не высаживался более четырёх десятилетий.
Зато из Кёнигсберга в Петербургскую академию наук прибывали учёные. Христиан Гольдбах, талантливый математик, занимавшийся теорией чисел и интегрированием функций, лет пятнадцать до приезда в Россию путешествовал по странам Европы.
В Петербург он приехал из чистого любопытства (ему захотелось увидеть новую российскую столицу) - и тут же получил предложение стать академическим секретарём. Охотно его принял.
Полюбил квас и русскую баню
Именно Гольдбах составил описание первого публичного собрания академии в декабре 1725 года. Императрица Екатерина распорядилась отпечатать торжественные речи, произносившиеся по данному случаю, но... в типографии Синода не оказалось нужного количества латинского шрифта (все речи, естественно, произносили на тогдашнем международном научном языке - латыни).
Материалы были посланы для печати в Кёнигсберг. Так что первое научное издание русской академии вышло в свет именно здесь - и отсюда было разослано с сопроводительным письмом академического секретаря Гольдбаха в Париж, Лондон и Берлин.
В 1728 году Гольдбах был назначен ответственным за обучение наследника престола. Затем прослужил более 30 лет в Академии и Коллегии иностранных дел. Часто бывал в Москве. Полюбил квас и русскую баню. Умер в 1764 году в Петербурге. На его надгробии была сделана надпись по-русски:
“Здесь покоится прах несравненного мужа Христиана Гольдбаха из Кёнигсберга в Пруссии, бывшего тайным советником августейшей императрицы, красой и гордостью Академии наук. Жизнь он прожил достойную похвалы всех добрых людей”.
Здесь едят больше и лучше
Ещё одним петербургским академиком, родившимся и получившим образование в Кёнигсберге, был Готлиб Зигфрид Байер. С 17 лет он служил в Кёнигсберге учителем, затем стал проректором кафедральной школы и библиотекарем магистратской библиотеки. Когда Гольдбах, с которым Байер дружил, прислал ему вдохновенное письмо из России, Байер вместе со своим многочисленным семейством отправился в Петербург.
Кстати, Гольдбах расписывал не только материальные “стимулы” (“С продуктами здесь так же хорошо, как в Пруссии, и, во всяком случае, здесь едят больше и лучше, чем в Риге”), но и условия, созданные для работы:
“Мы имеем превосходную библиотеку, богатую камеру натуралиев... собственную типографию с гравировальней и всё, что необходимо для развития наук. Каждого используют по той науке, которую он больше всего любит и знает. Переписка по научным делам совершенно бесплатная. Я убеждён, что НИКАКАЯ академия или университет не имеют таких привилегий и такого обеспечения”.
Кроме того, специальным указом каждому академику предоставлялась четырёхкомнатная квартира, месяц после приезда их “довольствовали кушаньем” бесплатно, затем холостым нанимался эконом, дабы учёные (самым “старым” из которых был 35-летний Гольдбах) не таскались по трактирам и “не обучались их непотребным обычаям и в других забавах времени не теряли бездельно”.
“Придите володеть нами”
...Байеру, как главе многодетной семьи, предоставили квартиру из шести комнат. Он занимался древней историей и восточными языками, выучил китайский и монгольский языки, освоил санскрит. Свою монографию “Китайский музей” он посвятил приобретённому в Петербурге другу, сподвижнику Петра, новгородскому архиепископу Феофану Прокоповичу.
Но больше всего Байер увлёкся... древней русской историей. Именно он отделил историю территории, на которой жил русский народ, от истории собственного народа и его государства. До него предками славян считались скифы и сарматы (жившие некогда на территории будущей России). Он доказал, что это не так. И он же стал родоначальником так называемой “норманнской” теории происхождения русского государства, согласно коей наши предки обратились к варягам с просьбой: “Земля у нас большая, да порядку в ней нет. Придите володеть нами”. А те, натурально, пришли... “Норманнская” теория окажет впоследствии большое влияние на развитие русской исторической науки.
Байер умер также в Петербурге.
Тайные лекции
Ещё один академик, родившийся в Кёнигсберге, - Иоганн Симон Бекенштейн. Он был специалистом по праву, а так же в генеалогии и геральдике.
Бекенштейн провёл в Петербурге около десяти лет, а, вернувшись в Кёнигсберг, заболел и спустя некоторое время умер. Перед смертью он тосковал... о России.
Ну а следующий “десант” русских студентов “высадился” в Альбертине во время Семилетней войны (1756-1763). И были ими преимущественно офицеры, посещавшие лекции по математике, фортификации, философии...
Правда, вскоре пришлось делегировать в Кёнигсберг 18 штатских: в канцелярии русского губернатора Корфа не оказалось ни одного человека, знающего немецкий язык, и срочно понадобились переводчики. Кстати, именно благодаря этому обстоятельству в Кёнигсберг попал автор знаменитых “Записок” - немолодой офицер А. Болотов, владевший немецким.
Они изучали математику, философию, языки, ходили на “тайные частные лекции” по “новой философии”... Среди них был Иван Хмельницкий, прямой потомок Богдана Хмельницкого (по странному совпадению, он жил в небольшом домике на улице, которая.... теперь носит имя его предка), князь Лев и Михаил Волконские, друзья Болотова - Малиновский и Садовский...
“Sapere aude!”
По словам Болотова, главное, что приобрели они в Кёнигсберге, - это свобода мысли. “Sapere aude!” (“имей мужество пользоваться собственным умом”) - призывал Иммануил Кант и продолжал:
“Публичное пользование собственным разумом всегда должно быть свободным, и только оно может дать просвещение всем людям”.
А имя Канта в России известно всем (тогда было - и так есть). Даже тем, кто его никогда не читал - и кто не умеет мыслить свободно. Что ж, фраза “это сладкое слово - свобода” может с чувством прозвучать отнюдь не в каждой стране - и лишь там, где эта сладость есть вкус запретного плода.
Д. Якшина
Материал взят у "Новых колес"
| 